Крюк этот всегда был. Всю мою жизнь он торчал из потолка. В зыбке, что висела на нем, на огромной тяжелой пружине, качали мою дочь, мою племянницу, брата и меня, а ранее и маму, и бабушку. Потом там висела веревка, чтобы бабушка после аварии могла подтянуться и встать с кровати. Там висели шарики на дни рождения, гирлянда на Новый год. На этом крюку провисели все наши жизни.

Так вот… вчера рабочие его срезали. Ремонт. Белые стены вместо беленых голубых, привычных уже, но надоевших полукруглых углов в избе. Угол, в коем всегда в этом доме стояли иконы, лежало пасхальное яйцо, которое требовалось в первые дни, как река вскроется ото льда, бросить в реку… Угол стал открытой раной. Вырванная из него полка оставила щербину, как вырванный зуб.

Смотрю и больно. Хочется чисто, бело, минимум мебели, минимум вещей. 

И стало как-то страшно и тихо. Будто все ушли. Двор завален вещами, которые планировала выкинуть, а теперь не поднимается рука. Эту вазу папа принес маме на день рождения. Снулые девяностые, аляпистые подарки. радостная мама, розы в вазе. Идет она теперь моему дому, как балерине кирзовые сапоги, а сердцу больно от того, что будет стоять в чулане. Чеканная картинка с корабликом, что висела в нашей квартире всю мою жизнь. Куда ее? Белые стены, белые плинтуса, коричневый пол, шоколадного цвета шторы. Нет ей места здесь. На стене будут белые гипсовые часы, а ей, выпуклой и вогнутой, чтобы получился тот самый кораблик, которую я выглаживала пальцем раз в год, пока мыла, чтобы после побелки водрузить на ее место… места теперь нет.

Много еще чего, но жальче всего… этот нелепый срезанный чужими руками крюк. Место среза блестит новым, но его больше нет. Он как пуповина держал всех нас тут. Завтра узнаю где его положили и унесу на потолок.